— Забудь о них, — произнес Керрик, — им сюда не добраться.
— Если бы они могли уйти из моей памяти… Во сне я вновь вижу свой саммад. Слышу и вижу охотников, женщин, детей, огромных мастодонтов, впряженных в травоисы. И мы смеемся и едим жареное мясо. А потом я просыпаюсь и вспоминаю… все они мертвы, и кости их белеют в песке на далеком берегу. И когда мне снится такое, вот эти саммады становятся мне чужими, и я хочу только идти и идти, туда, за горы, и отыскать мургу и убивать их… чтобы убить побольше, прежде чем сам умру. Быть может, среди звезд я обрету покой. Тхармы не видят снов. И муки воспоминаний закончатся.
И рослый охотник в бессильном гневе сжимал кулаки. Керрик понимал его, он и сам ненавидел иилане´. Но сейчас, когда рядом Армун, когда вот-вот должно появиться на свет его дитя, он не мог пожелать для них троих ничего лучшего, чем жить среди саску. Он не мог забыть иилане´, но они были где-то там, в прошлом, а сейчас он хотел только жить.
— Пойдем со мной к саску, — проговорил он. — Побеседуем с мандукто. Они знают о многом, и если есть путь через пустыню, то они знают о нем. Если саммады уйдут за пустыню, то она и горы двойной оградой отделят тебя от мургу. И ты сможешь позабыть о них.
— Хотелось бы… Ох, как хотелось бы! Больше всего я хочу забыть мургу, не помнить их днем, не видеть во сне. Да, пойдем говорить с темноволосыми.
В отличие от многих охотников, Херилаку не были смешны мужчины саску, работавшие в полях, сильные мужи, что копались в грязи, как женщины, вместо того чтобы преследовать дичь, как подобает охотникам. Он ел их еду целую зиму. И когда Керрик показал ему, как выращивают урожай, Херилак внимательно смотрел и слушал.
Он увидел, как сушат тагасо, как стебли с початками подвешивают к деревянным рамкам. Здесь повсюду водились крысы и мыши, которые вовсю жирели бы на даровых кормах, если бы не бансемниллы — длинные остроносые твари, на спинах которых частенько сидели малыши, цепляясь за хвост матери своими хвостишками. Они подстерегали вредителей в темноте и пожирали.
Охотники остановились, чтобы поглядеть, как женщины извлекали из початков сухие зерна и дробили между камнями. Грубую муку мешали с водой и пекли над огнем. Гостям предложили горячего хлеба. Херилак съел пару лепешек, обжигая пальцы и обмакивая хлеб в мед. Когда на язык попадались перчинки, на глаза набегали слезы блаженства.
— Хорошая еда, — похвалил он.
— И всегда в избытке. Они сеют, собирают и хранят зерно, вот и все, ты сам видел.
— Я видел. И я понял, что поля тоже зависят от них, как и они от полей. Они должны оставаться на одном месте всю жизнь. Такое подходит не каждому. Если однажды я не смогу свернуть свой шатер, чтобы отправиться в путь, зачем мне жить?
— Может быть, они думают о тебе то же самое. А им, возможно, каждый вечер хочется возвращаться к своему костру, каждое утро видеть все те же ПОЛЯ.
Подумав, Херилак кивнул.
— Да, быть может. А ты, Керрик, умеешь на все поглядеть другими глазами, наверное, потому, что столько лет прожил среди мургу.
Вдруг раздался чей-то голос, звавший Керрика. Одна из женщин-саску торопилась им навстречу и что-то кричала пронзительным голосом. Керрик прислушался.
— Ребенок родился! — радостно воскликнул он и бросился вслед за женщиной.
Оставшись один, Херилак неторопливо продолжал путь.
Керрик волновался, потому что Армун в последнее время очень расстраивалась. Она каждый день плакала, вновь ожили все ее прежние страхи: дитя их окажется девочкой и будет похоже на нее, и над ребенком станут смеяться, как смеялись над нею. Керрик не в силах был успокоить ее, опасения могло развеять только рождение ребенка. Среди здешних женщин есть искусные повивальные бабки, говорили ему, и, карабкаясь вверх по бревну, он искренне на это надеялся.
Лицо жены было красноречивее всяких слов. Все было в порядке.
— Погляди, — произнесла она, разворачивая белую ткань, укутывавшую младенца. — Погляди. Мальчик. Таким может гордиться каждый отец. Красивый и сильный.
Керрику еще не приходилось так близко видеть младенца. Дитя оказалось морщинистым, лысым и красным. Ничего похожего на себя молодой отец решительно не видел, но у него хватило ума не высказать свое мнение.
— И какое ты дашь ему имя? — спросила Армун.
— Какое хочешь: вырастет — получит имя охотника.
— Тогда назовем его Арнхвит. Я хочу, чтобы он вырос сильный, красивый и свободный, как эта птица.
— Хорошее имя, — согласился Керрик. — Ведь арнхвит еще и хороший охотник, у него острый глаз. И только арнхвит может замереть в воздухе, а потом камнем упасть на добычу. Наш сын начнет жизнь с таким именем.
В этот миг в пещеру с легкостью влез по бревну Херилак. Он увидел Армун, окруженную женщинами, увлеченно следившими за кормлением. Рядом стоял гордый Керрик. Херилак одобрительно кивнул.
— Погляди, какие сильные руки, — сказал он. — Как вцепился! Могучие руки. Будет великий охотник!
Убранство жилища понравилось Херилаку. И глиняные горшки для еды и питья, и плетеные коврики, и мягкие ткани.
Взяв с каменного выступа украшенный тонкой резьбой деревянный ящичек, Керрик сказал:
— Вот еще один секрет саску. Я сейчас покажу тебе. Если это у тебя есть, нет нужды тереть палку или носить с собой огонь.
Херилак с удивлением смотрел, как Керрик извлек из шкатулки кусок темного камня, потом второй камень с бороздками по всей поверхности. Высыпав горстку древесного порошка, Керрик быстро ударил камнем о камень. Высеченная искра попала в древесную пыль. Осталось только раздуть вспыхнувший огонек. Взяв оба камня в руки, Херилак изумился:
— В этом камне спрятан огонь, а второй камень открывает ему дорогу. Познания саску загадочны и таинственны.
Херилаку было интересно решительно все, что делалось вокруг. Заметив это, Керрик стал рассказывать ему о том, как прядут нити и вьют веревки, а потом показал на дымящийся очаг, в котором обжигали горшки.
— А вот там, на подставках — красные ягоды, от которых у тебя полились слезы. Их сушат и толкут. В амбарах хранятся сладкие корни и тыквы. Они очень вкусны печеными, из семян приготовляют муку. Здесь всегда хватает еды. Никто не голодает.
Керрик был весел и доволен. Херилак заметил это.
— Ты останешься здесь? — спросил он.
Керрик пожал плечами.
— Не знаю еще. Я привык к такой жизни, ведь я много лет прожил в городе иилане´. Здесь нет голода, а зимой тепло.
— И твой сын не будет выслеживать оленей, а станет копаться в земле, словно женщина?
— Необязательно. Охотники есть и среди саску. С этими своими копьеметалками они ловко бьют оленей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
